Дом расположен в центре города, но Бэлль не говорила с живым человеком уже больше года.
Формально она не пленница, но условия ее контракта недвусмысленно запрещают покидать пентхаус. Бэлль убирает, готовит еду, ухаживает за Чудовищем, и видит других людей только в стереовизоре. Даже еду – и то поднимают на специальном лифте. В доме множество чудесных технических штуковин, которыми Бэлль быстро учится пользоваться, они здорово облегчают ей работу, но тем самым лишь освобождают время для тоски.
Чудовище очень богат.
Бэлль должна следить за капельницами, через которые в его кровь поступают питательные вещества, и за аппаратом искусственного дыхания, а еще – обтирать его губкой и ворочать с боку на бок, чтобы не было пролежней. До этого Бэлль достаточно долго работала сиделкой, чтобы не испытывать отвращения к лежачим больным. Но несмотря на весь ее опыт, Чудовище ей глубоко противен – у него тощее, высохшее тело древнего старика, и кожа такая сухая, что ей приходится каждое утро вытряхивать из его постели множество беловатых чешуек. Но хуже всего его голова: на лысом черепе установлены десятки разъемов, куда подключены разноцветные провода.
Чудовище выглядит на сто лет, на самом деле ему сорок. Его тело отравлено наркотиками, которые такие, как он, используют, чтобы разгонять свой мозг до тех скоростей, что нужны для общения с компьютерами. Провода, которые торчат из его головы, называются интракраниальным интерфейсом.
Он общается с Бэлль крайне редко, всегда – через экраны видеофонов, установленные в каждом помещении. Обычно это какие-то простые указания. Добавь в питательную смесь глюкозы. Сделай мне инъекцию двух кубиков «ангельской мочи». Проверь окципитальный контакт… нет, не этот, левый латеральный, пожалуйста.
Чудовище живет в своем мире. Говорят, виртуальная реальность так прекрасна, так математически совершенна, что тот, кто увидел ее однажды, остается в ней навсегда.
У Чудовища неживой механический голос, а на видеофоне он не появляется даже в виде картинки: всякий раз, когда он заговаривает с Бэлль, на экране возникает обыкновенная заставка из сталкивающихся цветных шариков. Она знает, что он боится подосланных убийц – именно поэтому он заперся здесь и поэтому запер ее. Почему существо, чье тело фактически мумифицируется заживо, продолжает цепляться за жизнь, находится за гранью ее понимания. Иногда Бэлль хочется взять подушку и прижать ее к его лицу, а самой навалиться сверху всем весом и держать так, пока не стихнет последняя конвульсия. Конечно, Бэлль не делает этого. Контракт есть контракт, пусть она и не рада сама, что заключила его, польстившись на щедрую оплату. Теперь Принцесса должна жить в башне, со своим Чудовищем, и ждать появления Прекрасного Принца.
Когда хакеры конкурирующей компании атакуют пентхауз, это похоже на появление полтергейста. Плита на кухне включается и выключается, духовка хлопает дверцей, холодильник гудит так истошно, как будто он готов взорваться. Мигают лампы и индикаторы приборов, со всех стереовизоров разом обрушивается поток информации – обрывки популярных сериалов, музыкальных клипов, новостей и рекламы, сменяющие друг друга несколько раз за секунду. Бэлль бежит в спальню Чудовища и находит его в агонии. Изо рта у него идет пена, он хрипит и извивается в постели, как опутанная проводами, отвратительная личинка.
За мгновение до смерти Чудовище открывает глаза и смотрит прямо на Бэлль.
Она смеется от радости.

Двадцать третий уровень они получают в лесу. Здесь растут ели, такие огромные, что нижние их ветки расположены на расстоянии двух метров от земли, и оттого лес похож на древний храм, украшенный множеством колонн-стволов. Ветви сплетаются над головой, образуя плотный свод, и даже в ясный полдень в лесу царят зеленоватые сумерки. Земля устлана плотным слоем порыжевших иголок и опавших шишек. Кроме старых елей здесь растут только грибы с нежными бледными шляпками. Гензель и Гретель не ели со вчерашнего утра, но они знают, что грибы эти есть нельзя.
Они натыкаются на банду низкоуровневых разбойников, и Гензель потрошит их кривым ятаганом – рубящий урон на десять пунктов выше, чем у гладиуса, с которым он ходил пол-игры. Гретель держится в стороне, только убивает бандита-лучника одним метким выстрелом из своей винтовки с лазерным прицелом. Она не любит пачкать руки, поэтому окровавленные тела обыскивает ее брат. Потом они продолжают путь, время от времени сверяясь с картой. Зеленые сумерки становятся густо-синими, а это значит, что приближается ночь.
Домик вырастает перед ними, как из-под земли. Они осторожно обходят его кругом. Он невелик размером, но очень наряден – стены расписаны какими-то узорами, в окошки вставлены разноцветные стекла.
- Похож на пряничный домик, - замечает Гретель.
- В нем должна жить ведьма-людоедка, - говорит Гензель. – Наверняка уровневый босс.
Гензель толкает дверь, и она бесшумно открывается внутрь. Держа оружие наготове, друг за другом они входят, в любую секунду ожидая атаки.
- Здесь чисто.
- Никого.
Они обыскивают домик дважды, он подпола, где вместо картошки хранятся конфеты, до чердака. Не удержавшись, Гретель отколупывает кусочек стены и кладет его в рот.
- Пряник! – восклицает она. - Вкусно!
Побросав оружие на пол, брат с сестрой съедают угол столешницы, сделанной из шоколадной плитки, и одну из диванных подушек из нежной розовой пастилы. За окном шумит холодный ветер и сгущается тьма, но внутри пряничного домика тепло и пахнет карамелью и пряностями.
- Переночуем здесь, - предлагает Гензель.
Они идут в спальню – там всего одна кровать, но такая большая, что на ней можно уместиться не только вдвоем, но и вчетвером. Матрас сделан из желе, он крайне забавно пружинит, когда они на него укладываются.
- Господи, как я объелась, - говорит Гретель и поглаживает вздувшийся живот. – Теперь месяц не смогу смотреть на сладкое.
- Бифштекс бы сейчас, - мечтательно вторит ей Гензель.
Они засыпают.
Через какое-то время желе под ними проседает и втягивает в себя их тела, обволакивая их своей скользкой лаской. Двери и окна захлопываются наглухо, а стены домика начинают шевелиться, как щеки жующего человека. Потом слышится хруст, какой издают разгрызаемые кости.

Гости заполнили шесть из семи залов огромной анфилады, но последний, задрапированный черным, почти пуст – никто не задерживается там надолго. Этот зал отведен под выставку – всего полдюжины экспонатов, залитых беспощадно-ярким светом хирургических ламп, да старинные напольные часы в углу. Экспонаты еще кровоточат, пятная гладкий гранитный пол. Еще здесь много цветов – белые лилии и красные розы источают густой аромат, который смешивается с запахом химикатов и начинающегося разложения.
- Это – «Любовники», - говорит Фея, показывая на одну из скульптур. – На них ушли четыре трупа. Двое из них действительно были любовниками. Автокатастрофа, господа. Я собрала их по кускам, буквально.
Она хихикает. Скульпторша, толстая и жизнерадостная, похожа на учительницу младших классов. Она постоянно трет ладони друг о друга, как будто моет руки – не иначе как издержки профессии.
Принц снова смотрит на часы. Одиннадцать вечера, уйти сейчас было бы неприлично. Прием в разгаре – жирные мужчины в едва сходящихся на животах смокингах обсуждают новости фондового рынка, усатый хлыщ флиртует с уродливой дамой с длинной жилистой шеей и фарфоровыми зубами. Две тетки средних лет бродят вокруг стола с закусками, периодически выхватывая с него наиболее аппетитные куски; своей повадкой тетки похожи на цапель, охотящихся в камышовых зарослях на зеленых лягушек. Играет музыка – эмбиент плоти: ритмические удары сердца, низкое урчание кишечной перистальтики, замысловатые переливы альфа-волн.
- И как вам выставка? – спрашивает его Золушка.
Крестница Феи – самая хорошенькая девушка на всем приеме. Ее длинные волосы уложены в замысловатую прическу, глаза весело искрятся, а на щеках играют очаровательные ямочки. Конечно, всегда может оказаться, что волосы искусственные, в глаза вставлены цветные линзы, а ямочки являются результатом труда искусного пластического хирурга. Но если думать об этом, то про девушек лучше вообще забыть.
- Выставка? – Принц невольно оглядывается назад, на черную комнату. По правде говоря, его тошнит при одном виде этой некротической вакханалии. Но не может же сказать об этом ей, ведь так?
- Очень, э-э-э, оригинально, - говорит он, наконец. – Если бы выставка не простояла с самого утра при такой жаре, я бы даже сказал - свежо.
- Крестная говорит, - девушка помахивает проспектом, - что «быстро разлагающаяся скульптура подчеркивает скоротечность земного бытия».
- А, - отвечает Принц. Больше он не знает, что сказать.
- А знаете, что я обо всем этом думаю? – Золушка подается вперед и шепчет ему на ухо. – Хотите, скажу?
- Ну?
- Говнище.
Принц неприлично ржет, и внезапно чувствует себя гораздо лучше.
- Вы прелесть, - говорит он.
Девушка подмигивает ему и подхватывает с одной из тарелок канапе – оно сделано в виде глазного яблока. Закуски так же выдержаны в стиле некроавангарда, как и сама выставка, отчего прием кажется сборищем маньяков-каннибалов.
- Мы точно не встречались раньше? – спрашивает Принц. – Мне кажется, мы знакомы уже лет сто.
- Я недавно в городе, - уклончиво отвечает она.
- Может, завтра пообедаем вместе? Я имею в виду – нормальная еда, цветы, музыка, никаких трупов.
- Заманчиво, - Золушка смотрит на него поверх бокала с коктейлем. На стенку бокала вместо традиционного ломтика апельсина надето человеческое ухо. В конце концов, думает Принц, это уже смешно.
- Я очень рад, что встретил тебя, - говорит Принц в приступе неожиданной искренности. – Это сборище высокопарных снобов такое же тухлое, как и скульптуры твоей крестной. Без обид.
Она бросает на него быстрые взгляды из-под густых ресниц, и улыбается загадочно, как Джоконда. Он приносит ей коктейли, похожие на смесь гноя с алкоголем, и шепчет на ухо всякую чушь. Краем глаза Принц видит и саму Фею. Она наблюдает за ними из темного угла, и когда их взгляды встречаются, она салютует Принцу бокалом.
По залу разносится гулкий звук, как будто кто-то бьет в набатный колокол. От неожиданности девушка вздрагивает и прижимается к Принцу всем телом. Расценив это как приглашение, он пытается обнять ее, но она неожиданно резко сбрасывает его руку.
- Мне пора, - говорит она извиняющимся тоном. – Прощай.
- Подожди!
Она ловко проскальзывает между жующих и болтающих людей. Принц пытается последовать за ней, но как назло, кто-то постоянно попадается ему на пути.
Огромные часы в дальнем зале бьют полночь.
Золушка убегает, Принц преследует ее.
- Подожди!
Он настигает ее на входе в черную комнату и хватает за запястье. В черной комнате пахнет смертью и цветами.
- Что случилось? – спрашивает он. – В чем дело!
С неожиданной силой девушка вырывается и отталкивает его. Он отлетает на два метра – ощущение такое, как будто его сбила машина.
Ее рука переламывается в локтевом суставе, как сухая ветка. Принц тупо пялится на нее какое-то время, потом разжимает пальцы, и обрубок шмякается на пол. Пораженные гости застывают в молчании. Это молчание называют гробовым, оно - верный спутник смерти.
- Мое лучшее творение, господа, - голос Феи тонет в оглушительной тишине. – Плоть и электроника. Тела трех мертвых молодых женщин и миниатюрный компьютер, прошедший тест Тьюринга. Симулякр самой жизни, совершенная копия. Таймер был установлен на полночь – точно так же часовые бомбы, заложенные в наших генах, отсчитывают мгновения до смерти.
Золушка расползается, как мясной фарш, который попытались запихнуть в вечернее платье. Из прорех в ее плоти вываливаются скользкие, мерно пульсирующие трубки; но крови нет – вместо нее на пол медленно сочится густая розоватая слизь.
Принц поднимается на ноги и несколько раз хлопает в ладоши. После секундного замешательства остальные присоединяются к нему.